Логотип Казань Журнал

Видео дня

Показать ещё ➜

Новости

Чудо в зачумлённой Казани

Каждый хотя бы раз примерял на себя роль человека из прошлых эпох. В воображении мы участвуем в исторических сражениях, представляем роды в поле и удаление зуба без анестезии, присутствуем в тронных залах и на балах. Но вряд ли кто-то до 2020 года мог правдоподобно смоделировать поведение в условиях эпидемии. Эпидемией с большой буквы в истории человечества осталась чума. В XIV веке «чёрная смерть» подорвала силы могущественной Золотой Орды, но в Казани следов той катастрофы сегодня не найти. Зато немало напоминаний о себе оставила чума середины XVII века.

Седмиозёрная пустынь. Фото предоставлено группой Kazan Nostalgique

Каждый хотя бы раз примерял на себя роль человека из прошлых эпох. В воображении мы участвуем в исторических сражениях, представляем роды в поле и удаление зуба без анестезии, присутствуем в тронных залах и на балах. Но вряд ли кто-то до 2020 года мог правдоподобно смоделировать поведение в условиях эпидемии.

Эпидемией с большой буквы в истории человечества осталась чума. В XIV веке «чёрная смерть» подорвала силы могущественной Золотой Орды, но в Казани следов той катастрофы сегодня не найти. Зато немало напоминаний о себе оставила чума середины XVII века.

Марк Шишкин

Краевед

Самоизоляция в Казанском Кремле

Каждый раз, заходя в наш Кремль со стороны Спасской башни, я вспоминаю Ивана Никитича Хованского — казанского воеводу тех времён. В 1645 году его отправили с царского двора в зауральский Пелым (слишком уж активно выступал за брак царевны Ирины Михайловны с датским королевичем Вальдемаром, не спешившим принимать православие). В 1650-м, после опалы, князь с небольшим отрядом усмирял восстание в Великом Новгороде, затем вместе с патриархом Никоном доставлял с Соловков в Москву мощи митрополита Филиппа, а после долгожданного взятия Смоленска служил там воеводой.

В 1656 году на недолгое воеводство Ивана Никитича в Казани пришлась «вторая волна» эпидемии чумы. «Государев двор», где жили и работали казанские воеводы, находился справа от главных Спасских ворот Кремля. Здесь бывалый государственный деятель оказался по-настоящему в безвыходном положении и писал письма в Москву с просьбами разрешить ему и горожанам покинуть зачумлённую Казань и уйти «в поле и на лес».

Смоленская Седмиозёрная икона Божией Матери. Фото иконы предоставлено Петропавловским собором

Хованский подробно расписывал своему адресату — полуторагодовалому наследнику престола Алексею Алексеевичу и его администрации географию Казанского Кремля: двор митрополита, исчезнувший в XVIII веке Троицкий монастырь, тюрьму, митрополичьи конюшни. Всюду люди умирали «скорой смертью» или «язвами»1.

Воевода перечислял, сколько людей и из какой социальной группы уже скончалось: подьячих и их жён и детей — 7 человек; конных стрельцов и их жён и детей — 8 человек; пеших стрельцов и их жён и детей — 156 человек; Преображенского монастыря слобожан — 109 человек; казанцев посадских людей — 153 человека; гулящих людей — 22 человека; кузнецов — 2 человека.

Но ответа из Москвы так и не было. Город оставался закрытым на карантин. Первое письмо Хованский отправил 31 июля. В следующем, от 22 августа, он сообщил о смерти казанского митрополита Корнилия, а это была весомая фигура в тогдашней церковной иерархии и один из архиереев, близких всемогущему патриарху Никону. Третье письмо отправили сотрудники воеводской администрации. В нём сообщалось, что, пролежав три дня с язвами, Иван Никитич Хованский умер 26 августа.

Священный маршрут

В Казани середины XVII века вместе со слободами насчитывалось около 20 тысяч жителей. Город не включал даже всю ту территорию, которую мы считаем историческим центром. Не было в Казани восточнее оврага, в котором теперь пролегла улица Пушкина, и тем более на правом берегу Казанки. Уже была Татарская слобода на берегу Нижнего Кабана, а на месте будущей Суконной пока ещё существовала Армянская слобода.

Вид Казанской Седмиозерной Богородицкой пустыни с северной стороны. 1900-е. Фото предоставлено группой Kazan Nostalgique

Несколько веков, в связи с чумой XVII века, казанцы будут помнить именно эти границы города, как путь крестного хода. Смолен­скую‑Седмиозёрную икону Божией Матери, с которой православные связывали избавление от «морового поветрия», ежегодно приносили из Седмиозёрной пустыни в Казань вплоть до советских атеистических времён. 25 июня (8 июля) святыню встречали в Кизическом монастыре. 26 июня (9 июля) приносили в кремлёвский Благовещенский собор. После этого ещё месяц чудотворный образ оставался в Казани.

За время пребывания иконы в городе с ней совершалось ещё два особых крестных хода. 2 июля был крестный ход по Забулачью от Успенского собора на месте «Пирамиды» до Варламовской церкви на месте Колхозного рынка. 20 июля богомольцы обходили утраченные в XVIII веке стены казанского посада, останавливаясь для совершения кратких служб у бывших посадских ворот. Останавливались также в районе современного Ленинского сада у бывших царских ворот, у перекрёстка современных улиц Театральной и Карла Маркса, где стояли Арские ворота; потом у Фёдоровского монастыря, где теперь новое здание Национальной библиотеки Республики Татарстан, и шли обратно в Кремль по нынешней Федосеевской улице.

Сложно представить, что наши правнуки и их внуки будут каждый год обходить Казань времён коронавируса вдоль её границ. Но насколько же сильным было потрясение для горожан три с половиной века назад.

Карантин для служилых и посадских людей

Эпидемия чумы началась в 1653 году в Вологде. В 1654-м бедствие стало всеобщим, охватив центр России и Поволжье. В Москве погибло до половины из 500–600 тысяч жителей. Франкфуртский журнал Theatrum Europaeum сообщал о горах трупов и стаях агрессивных собак на улицах российской столицы2. В Казани и Казанском уезде потери составили 48 тысяч человек. В 1656 году чума снова вернулась в город, а в 1657-м продолжала свирепствовать на Вятке и в Астрахани.

В середине XVII века болели бубонной формой чумы, плохо передающейся от человека к человеку, в отличие от самой смертоносной и заразной лёгочной формы, которую прозвали «чёрной смертью» в XIV веке. Люди в те времена ещё ничего не знали про бактерии блох, что переносят чумную палочку. Поэтому находили две основные причины заболевания: контакт с заболевшим и заражённый воздух. Метод защиты от контактов с инфицированными что в XVII, что в XXI веке один — карантин.

Встреча Смоленской иконы Божией Матери. Верующие на кремлёвском холме. Казань, 1900-1910-е гг.

Поводов, чтобы ввести карантин в 7162 году от Сотворения мира было даже больше, чем в минувшем 2020-м. Эпидемия обрушилась на Россию в разгар очередной войны с Польско-Литовским государством. Допустить появления чумы в действующей армии было совершенно нельзя. Карантинные меры вызвали недовольство по всей стране. Люди жаловались на бедственное положение и упадок торговли. Власти наказывали нарушителей. Но главная цель ограничений была достигнута: войско сохранило боеспособность. 

В источниках сохранились данные о том, как боролись с чумой и в наших краях. После победы над Польшей служилые люди стали разъезжаться по своим домам через всю страну. Из Москвы поступил указ свияжскому воеводе Андрею Яковлевичу Дашкову, чтобы ветеранов Смоленской кампании не пускали в Свияжск, а велели им разъезжаться сразу по поместьям. Для тех служилых людей, кто жил в Свияжске и не имел поместий, устанавливался месячный карантин. Свияжск вместе с Горной стороной на правобережье Волги был тогда отдельной административной единицей, и аналогичный указ отправили в Казань.3 Из письма Ивана Никитича Хованского в Москву известно, как казанцы покупали хлеб и другие съестные припасы у сельских жителей. На специальных заставах стрельцы забирали у горожан деньги, промывали их в проточной речной воде и передавали крестьянам. От крестьян горожанам передавали продукты.

Однако и люди XVII века замечали, что контакты с больными людьми — не основной способ передачи бубонной чумы. Поэтому пользовалась большой популярностью теория отравленного воздуха (то самое «моровое поветрие», которое до сих пор упоминается в церковных молитвах). Справиться с этой причиной с помощью карантина было невозможно. Перед тем, что приходит с неба, человек вообще бессилен. 2 августа 1654 года усугубило ситуацию полное солнечное затмение, которое было хорошо видно на территории России. В Москве прошёл чумной бунт, направленный против патриарха Никона4. Церковная реформа только-только начиналась, а предпосылки для будущего раскола уже были готовы.

Татарские волшебницы разрушают стены

Казань — город разноплеменный. Так было и в XVII веке, хотя татарская слобода на берегу озера Кабан жила отдельно от русского посада, и даже имела особые укрепления. Более-менее подробные источники об эпидемии чумы в Казани принадлежат русским. Это «Сказание о Седмиозерной пустыни», написанное через 15–20 лет после событий, и его первоисточник — богато иллюстрированный «Синодик гостя Василия Шорина», который до революции хранился в ­Седмиозёрном монастыре. Помнили ли об эпидемии татары?

Свято-Введенский Кизический мужской монастырь. Фото Гульнары Сагиевой

Татарских исторических сочинений дошло до нас совсем немного, но тем интереснее их читать. Одним из таких сочинений было «Дафтар-и Чингиз-наме» или «Дастан о Чингисхане и Хромом Тимуре». У татарских книжников был обычай дописывать последнюю главу этой книги более современными событиями. Некоторые доводили летопись до эпохи Николая I или даже Александра II. В рукописи, которую татарский археограф Гали Рахим (1892–1943) нашёл у муллы Шагиахмета из села Большой Менгер, есть скупая строчка: «В 1065 году случился мор, был год Лошади»5.

Соседство исламского летоисчисления по Хиджре с восточной зодиакальной системой было обычным делом. 1065 год Хиджры начался 10 ноября 1654 года и продолжался до 30 октября 1655 года. Годом Лошади был 1654-й. Так что татарская память о трагических событиях хронологически совпадает с русской.

Интересный намёк на «межнациональные отношения» в зачумлённом городе даёт «Сказание о Седмиозерной пустыни». Оно сообщает, что многие православные, отчаявшись найти спасение от болезни, стали обращаться к услугам «татарских волшебниц». Какими методами народной медицины облегчали страдания больных татарки? Понять это сейчас уже невозможно. Но впечатляет, что бедствие разрушило непроходимые межрелигиозные границы. Ведь при обычном течении дел религиозно-бытовой уклад предписывал обеим общинам держать дистанцию в отношении иноверцев. Перед угрозой смерти всё это стало несущественным.

Паломник и коммерсант Василий Шорин

Другая часть православных искала спасения в своей религии, и собиралась принести в город почитаемый образ Смоленской иконы Божией Матери, который хранился в Седмиозёрном монастыре под Казанью. Поскольку казанский митрополит Корнилий был с царём в походе на Смоленск, главным выразителем этих настроений стал московский гость Василий Григорьевич Шорин. Термином «гости» называлась высшая прослойка купечества.

Шорин был одним из самых колоритных и влиятельных людей своего времени. География его коммерческих интересов простиралась от тёплой Индии до холодных рек Индигирки и Яны. «Сказание о Седмиозерной пустыни» сообщает, что московский гость приехал в Казань для поклонения Казанской иконе Божией Матери. Возможно, была и такая цель, но известно, что в 1654 году в Астрахань прибыл корабль Шорина, гружённый более чем 300 пудами шёлковой ткани6.

Почему решили молиться перед Седмиозёрной иконой? Вероятнее всего потому, что большим уважением у верующих пользовался основатель Седмиозёрной пустыни старец Евфимий. Это был живой пример пустынножительного монашества, явившийся в Казани словно из времён Сергия Радонежского. Именно он принёс икону со своей родины в Великом Устюге. А возможно, о Смоленской иконе вспомнили, потому что главные государственные новости приходили из-под Смоленска.

Почётную миссию пойти за иконой в Седмиозёрную пустынь доверили игумену Иоанно-Предтеченского монастыря Пахомию. Возможно, здесь сказалась воля Шорина, ведь обитель Пахомия находилась рядом с казанским Гостиным двором и пользовалась вниманием богатых предпринимателей. 

Пока Пахомий находился в Седмиозёрной пустыни, инокине Мавре (Хохловой) из Казанского Богородицкого монастыря дважды явился старец в архиерейской одежде, в котором Мавра опознала святителя Николая. Он велел православным казанцам поститься, каяться в грехах и выходить навстречу чудотворной иконе. 

Петропавловский собор. Фото Гульнары Сагиевой

Летом или осенью?

Относительно времени этих событий существует две версии. Ежегодный крестный ход в память об избавлении от чумы проходил летом. Пиком торжеств было принесение Седмиозёрной иконы в кафедральный Благовещенский собор 26 июня (9 июля по новому стилю). Эту же датировку даёт «Сказание о Седмиозёрной пустыни». Но тогда получается, что чума в Казани утихла раньше, чем успела начаться.

Другую датировку даёт «Синодик Василия Шорина». Согласно этому документу видение инокине Мавре было в ночь на пятницу 27 октября. Вынесли икону из Седмиозёрной пустыни в воскресенье 29 октября. Ночь монахи с образом провели в деревне Караваево, и 30 октября в понедельник пошли в Казань. В двух верстах от города у Комаровского бора их встретил крестный ход, шедший из Казани7. Соединившись, они принесли икону в Кремль через Воскресенские ворота, где теперь заезд на охраняемую территорию. В пользу осенней версии высказывались авторитетные исследователи этой истории: церковный историк Пётр Васильевич Знаменский (1836–1917) и археолог Сергей Михайлович Шпилевский (1833–1907)8.

Прекращение чумы после принесения Смоленской-Седмиозёрной иконы можно связать с естественными причинами. В Москве спад был замечен уже 10 октября, хотя окончательно эпидемия сошла на нет в декабре. Но для участников событий это, вне всякого сомнения, было настоящее чудо. 

«Синодик Шорина» и «Сказание о Седмиозерной пустыни» — это ещё и памятники миазматической теории происхождения чумы от злотворного воздуха. Когда икону принесли в город, казанцы видели, как сквозь тучи просияло солнце. А после того как через неделю седмиозёрские монахи собирались забрать икону обратно, разразилась буря со снегом и дождём. Это было воспринято как знак: ещё не пришло время уносить святыню. Угроза болезни связывалась с атмосферными явлениями. Этот священный трепет людей XVII века можно испытать и сейчас. Стоит только понаблюдать за изменениями погоды с Кремлёвского холма, откуда хорошо видно и Волгу, и Казанку, и стремительность перемен.

Чем мы похожи на людей XVII века

В 1656 году чума вернулась в Казань. Воевода Хованский в качестве начала «второй волны» указывал 25 июня. Возможно поэтому митрополит Лаврентий, прибывший в город в 1658 году, установил ежегодную традицию приносить Седмиозёрную икону летом. Видимо, казанцы боялись начала следующей волны эпидемии и помнили, как с принесением образа ушла первая волна. С той поры эта история стала неотъемлемой частью казанского календаря, пока в СССР не отменили крестные ходы.

Чума косвенно поспособствовала изменению географии нашего города. На месте встречи крестных ходов из Казани и Седмиозёрной пустыни в конце XVII века вырос Кизический монастырь. Город стал постепенно развиваться на правом берегу Казанки.

Главная свидетельница драматичного этапа истории Казани — Седмиозёрная икона Божией Матери. Она и сейчас хранится в Петропавловском соборе. Во время богородичных служб икону выносят из алтаря, и увидеть её может каждый.

Другие свидетели предстают перед нами на страницах исторических источников. Они жили в городе, который не похож на наш. Они думали иначе. Иначе вели летоисчисление. Но после 2020 года мы уже не можем утверждать, что защищены от непредвиденных ситуаций лучше, чем они. Что у нас всё под контролем, чем у них. Как и люди XVII столетия, мы готовы к испытаниям, но где-то внутри всегда надеемся на чудо.

Максим Горький

Крестный ход с чудотворной иконой Божией матери в Седмиозёрной пустыни

«Душа моя дрожит великой дрожью непонятной тревоги; как молния вспыхнуло в памяти великое слово Ионино:

— Богостроитель народ!?

Рванулся я навстречу народу, бросился в него с горы и пошел с ним, и запел во всю грудь:

— Радуйся, Благодатная Сила всех Сил!

Схватили меня, обняли — и поплыл человек тая во множестве горячих дыханий. Не было земли под ногами моими, и не было меня, и времени не было тогда, но только — радость необъятная, как небеса. Был я раскаленным углём пламенной веры, был незаметен и велик, подобно всем, окружавшим меня во время общего полёта нашего».

«Исповедь»

Седмиозерная Богородицкая пустынь

Сноски

1 Малов Е. А. Древние грамоты и разные документы (Материалы для истории Казанской епархии). Казань, 1902. С. 18.

2 Брикнер А. Г. Чума в Москве в 1654 году // Исторический вестник. 1884. Т. 16, № 4. С. 11.

3 Дополнения к актам историческим. Т. 3. СПб, 1848. С. 478.

4 Лобачев С. В. Патриарх Никон. СПб, 2003. С. 153

5 Али Рахим. Новые списки татарских летописей // Проблемы истории Казани: современный анализ. Сб. ст. Казань, 2004. С.  567.

6 Русова Ю. С. Источники поступления иностранных тканей в государеву казну для производства царской одежды в России XVII века // Преподаватель ХХI века. 2018. № 3. С. 265.

7 Знаменский П. В. Описание Седмиезерной Богородицкой пустыни // Православный Собеседник. 1869. Ч. 3. С. 305.

8 Шпилевский С. М. О чуме в Казани в царствование Алексея Михайловича // Известия и Учёные записки Казанского университета. 1879. Т. 15. № 2. C. 76–78.

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа

Нет комментариев