Глаза Нуриева

  Из архива журнала "Казань" № 5, 2023 г.

Директор Татарского академического государственного театра оперы и балета имени Мусы Джалиля Рауфаль Сабирович МУХАМЕТЗЯНОВ — тот самый человек, благодаря которому весной 1992 года в Казани дважды побывал легендарный Рудольф Нуриев. Организации этого приезда предшествовала сложная многоходовка. Итак…

«Я — татарин, 
моя мать из Казани…»
В 1989 году я получил информацию о том, что Рудольф Нуриев собирается посетить Ленинград, чтобы станцевать в «Сильфиде». В те годы Нуриев работал руководителем балета в парижской «Гранд Опера», его карьера танцовщика была практически завершена, и он думал о том, как продлить своё творческое состояние. Естественно, прекрасно знал всю музыку, которую протанцевал, и видел в себе потенциал в качестве дирижёра. У меня возникла смелая мысль пригласить Нуриева в Казань и предложить ему художественное содружество в той форме, которую он выберет сам. 
Прилетаю в Ленинград. В Мариинке идёт репетиция, народу битком, не пройти! Нуриева на сцене нет, где его искать — неизвестно. Решил зайти в гримкомнату — и в первой же прилегающей к сцене гримёрке увидел Нуриева. Представился: «Я директор татарского театра, хочу поговорить по вопросам сотрудничества». Он в этот момент готовится к спектаклю, говорит: «В перерыве подойдёшь». Я засомневался: «Там ведь битком, не протиснешься!», на что получил ответ: «Захочешь, проберёшься!»
И вот заканчивается первый акт. Пробираюсь через толпу… Отмечу: был я в очках, при галстуке — вполне мог сойти за представителя КГБ. Может, поэтому меня и не остановили. Сели с Нуриевым на кушетку, которая стояла на сцене, беседуем… Мимо идёт Виноградов, главный балетмейстер Мариинского театра. Видит — посторонний! Спрашивает: «Что вы здесь делаете и как сюда попали?» Рудольф объясняет — это, мол, директор Татарского театра оперы и балета. Виноградов в ответ: «И что же?» Нуриев отвечает: «Я же татарин, моя мать — уроженка города Казани». Так я впервые услышал из первоисточника, что он действительно татарин, я ведь и не знал наверняка о его корнях…

Рауфаль Мухаметзянов и Рудольф Нуриев. Ленинград. 1989. Фото из архива Рауфаля Мухаметзянова

«Я их знаю, 
они ждать не будут…»
Вечером того же дня мы пришли в гости к народной артистке Советского Союза Нинель Александровне Кургапкиной, которая до отъезда Нуриева из страны была одной из его партнёрш по сцене. О моём приходе мы с ней договорились заранее. Вечер получился замечательным! Смотрели отрывки из балетов Нуриева, шутили… При этом у него был довольно свое­образный жаргон, он мог выразиться достаточно жёстко и безапелляционно, хотя и не имел в виду ничего обидного. В нём долго сохранялось глубинное чувство недоверия к пережиткам советской действительности. Небольшой эпизод: начали прощаться, вызвали такси, но разойтись за разговором было непросто. Нуриев нервничал, торопился спуститься: «Я их знаю, они ждать не будут!» В его памяти зафиксированы картинки, что такси не будет ждать, а ведь времена изменились… Уже в дальнейшем это недоверие потихонечку стало сходить на нет. И я почувствовал его расположение ко мне. 

Рудольф Нуриев. 1992. Фото Фарита Губаева

«Тебя Рудик ищет…»
В тот вечер у Кургапкиной мы договорились, что в 1991 году, после небольших гастролей в Москве, он посмотрит нашу труппу. И вот человек выезжает в столицу, встречать, а он… не прилетает. Формально объяснялось это тем, что в приглашении не была указана дата его рождения, но, скорее всего, настоящая причина была иной… 
А в конце 1991 года мне позвонил мой давний добрый знакомый, бывший дирижёр Большого театра Владимир Вайс, в то время живший в Австралии, и сообщил: «Тебя Рудик ищет». Почему именно через него?.. Так или иначе, мы созвонились с Нуриевым и договорились, что он приедет в Казань в 1992 году. 
Так и произошло. Он побывал в Казани дважды: в начале марта и в начале мая. Первый раз он дирижировал филармоническим оркестром — исполняли сюиту из «Ромео и Джульетты», а второй раз работал непосредственно на фестивале, дирижировал балетом «Щелкунчик». Оба раза он находился в Казани примерно по пятнадцать дней, в гостинице при Молодёжном центре, а потом — на территории санатория «Казанский». В первой половине дня репетировал, во второй половине лежал от усталости… Никто не мог понять, что с ним? Рабочая температура тела 37,2. От врачей отказывался… Сам-то он уже знал, что тяжело болен. Просил найти ему массажиста — нашли… 

Главное — не стопа!
То, что фестиваль классического балета, который мы начали проводить в 1987 году, будет носить его имя, мы согласовали с Рудольфом Хаметовичем во время его приезда в Казань. Конечно, никаких бумаг не подписывали — кто об этом думал? Да и не предполагали, что уже в январе, к сожалению, его не станет… У нас было много творческих планов: проговаривали и возможности работы с камерным оркестром, и совместные зарубежные гастроли. Причём и гонорар он просил довольно скромный — всего пять тысяч долларов за спектакль…
Что отличало его от других? Глаза! Выразительные глаза! При этом я сегодня вспоминаю, кстати, высказывание Бежара. Когда его спросили: «Для Вас что главное в артисте балета?» Его ответ был совершенно неожиданным: «Взгляд!»
Нуриев развернул мир к мужскому балетному танцу. До этого мужчина был всего лишь парт­нёром, на сцене доминировали женщины. Он привнёс мужское начало. Именно после него танцовщикам-мужчинам стали платить серьёзные гонорары. Пришли величайшие мастера — Васильев, Барышников…
Раскрылся бы талант Нуриева шире, останься он в СССР? Сложно сказать. По крайней мере, он использовал всё, чтобы проявить себя. Конечно, в то время его отъезд был настоящей сенсацией! Сегодня, по большому счёту, никого не волнует, уезжаешь ты или остаёшься, а тогда это стало событием, которое, несомненно, привлекло к нему неподдельное внимание. 
Нуриев был и остаётся невероятной Величиной. Вот, посмотрите: это фотография с того самого дня нашей первой встречи в Ленинграде… Бережно её храню.
Если бы меня спросили, что изменилось с момента нашей встречи с Рудольфом Хаметовичем, то я бы сказал, что существенно вырос художественный класс нашего театра!